Улыбка фортуны - Страница 28

— Священник сидел неподвижно, словно изваяние, и Мэри продолжала:

— Они этим занимаются — все те люди, которых я видела в ту субботу в гостинице, — цыгане, браконьеры, матросы, бродяги… Они убивают женщин и детей своими руками, топят их, забивают камнями. Эти повозки, что приезжают по ночам, возят не контрабанду, а грузы с разбитых и ограбленных кораблей, вещи убитых людей. Вот почему моего дядю боятся и проклинают все порядочные люди в округе. Они давно подозревают его, но ничего не могут доказать. Дядя когда-нибудь напьется в присутствии незнакомого человека, и его тайна станет известна всем! Вот так, мистер Дейви, теперь вы знаете правду.

Девушка прислонилась к стенке кареты, ее колотила дрожь. Белое лицо под широкополой шляпой повернулось к ней.

— Значит, хозяин разговаривает, когда напьется? — спросил он, и Мэри показалось, что в голосе священника что-то изменилось. Недоставало прежней отрешенной кротости. Но лицо оставалось спокойным и ясным.

— Четыре дня назад он немного пришел в себя после запоя и разговорился. Так я узнала все. Теперь я больше не верю ни в людей, ни в Господа Бога. Поэтому я и вела себя сегодня в Ланстоне как дура.

Буря усилилась. Карету раскачивало, струи дождя стучали в окна, как пригоршни мелких камней. Френсис Дейви подался вперед.

— Мы приближаемся к Файв-Лэнс и повороту на Алтарнан, — сказал он. — Кучер отвезет вас в «Джамайку-Инн». Я выйду у Файв-Лэнс и доберусь до деревни пешком. Скажите, я единственный человек, удостоенный вашего доверия? Или я разделил эту честь с братом хозяина?

— Джем Мерлин знает, — неохотно призналась Мэри. — Он не ладит с моим дядей. Впрочем, это не имеет значения, Джем попал в тюрьму за другое преступление.

— А если предположить, что он может спасти свою шкуру, выдав своего брата, — что тогда, Мэри Йеллан?

Мэри замерла. Это не приходило ей в голову!

— Это будет, конечно, выход для него и для вас, — продолжал священник, словно угадав ее мысли, — если только он сам не замешан в этих делах. Но ведь всегда остается сомнение, не так ли?

Священник, видимо, заметил ее растерянность, его голос снова стал ласковым. Он положил руку ей на колено.

— «Дни светлые прошли, наш путь лежит во мраке», — продекламировал он. — Если бы нам разрешили брать цитаты у Шекспира — странные проповеди звучали бы в Корнуолле, Мэри Йеллан. Ваш дядя и его компания — не члены моего прихода. Если даже они и были бы ими, меня им все равно не понять. Вы качаете головой — я говорю загадками? «Этот человек не утешитель, — скажете вы, — уродец с бесцветными глазами». Не возражайте, я ведь знаю, о чем вы думаете. В утешение я скажу одну вещь. Через неделю наступит Новый год. Фальшивые огни будут погашены, и никаких разбоев больше не будет.

— Я не понимаю вас. Откуда вам это известно и какое отношение ко всему этому имеет Новый год?

Он убрал руку с ее колена и начал застегивать плащ. Подняв окно, он окликнул кучера и попросил остановиться. В карету ворвался холодный воздух.

— Я возвращаюсь с ежегодного собрания в Ланстоне. Нам сообщили, что наконец-то правительство Его Величества готовится наладить патрулирование побережья. На скалах вместо огней будут выставлены посты, и на тропы, известные до сих пор только людям вроде вашего дяди, выйдут стражи закона. Теперь понятно?

Священник открыл дверцу кареты и вышел на дорогу.

— Вашим неприятностям приходит конец, — сказал он. — Повозки покроются ржавчиной, тетушка Пэйшнс будет спать спокойно, а дядя или допьется до смерти, или станет проповедником и будет распевать псалмы по дорогам. А вы вернетесь на юг и найдете себе нового возлюбленного. Завтра Рождество, и колокола в Алтарнане будут звонить, возвещая мир и благоволение! Я буду молиться за вас.

…Девушка сидела в углу кареты, размышляя о будущем, когда через открытое окно ветер донес звук выстрела и далекий крик. Из темноты послышались голоса людей и топот бегущих ног. Она высунулась в окно, дождь хлестал ей в лицо. Кучер издал испуганный возглас, и лошадь остановилась. Дорога круто поднималась из долины, «Джамайка-Инн» была уже совсем недалеко. В этот момент появилась кучка людей. Впереди всех бежал мужчина с фонарем в руке. Прогремел еще один выстрел, кучер покачнулся на козлах и упал. Лошадь вздрогнула и побрела в сторону рва. Карета накренилась. Послышались хохот и свист.

В окно просунулась знакомая голова: грязные спутанные волосы, налитые кровью глаза. Одна рука водила фонарем, в другой дымился ствол пистолета. Джо Мерлин улыбался — это была улыбка безумного. Он приставил ствол Мэри к горлу.

Вдруг он узнал ее и расхохотался. Распахнув дверцу, он грубо вытащил девушку на дорогу. Вокруг столпились десять или двенадцать оборванцев, почти все были так же пьяны. Некоторые были вооружены пистолетами, остальные — ножами, отбитыми горлышками бутылок и камнями. Бродяга Гарри держал лошадь. Неподалеку во рву лежал лицом вниз без движения кучер. Джо Мерлин снова посветил Мэри в лицо, и когда вся компания увидела, кто это, последовал взрыв смеха.

Хозяин наклонился, схватил ее волосы и намотал их на руку.

— Так это ты? — прошипел он. — Решила вернуться, как маленькая нашкодившая сучка, зажав хвост между ног?

Мэри ничего не отвечала и дрожала от страха.

— Ты что, немая? — крикнул дядя и ударил ее по лицу. Мэри вскрикнула и попыталась закрыться, но он вывернул ей руку. Она застонала. Джо Мерлин засмеялся.

— Мне давно нужно было тебя убить. Ты думаешь, будто можешь что-то сделать против меня? Какого черта ты делаешь в полночь здесь, на дороге, полураздетая, с распущенными волосами? Ты же просто обыкновенная шлюха!